Татьяна Волосожар, Максим Траньков: «На Олимпиаде мы немножко схитрили»

Двукратные олимпийские чемпионы фигуристы Татьяна Волосожар и Максим Траньков так, похоже, и не выйдут на лед в нынешнем сезоне. Но пока они тренируются, надежда теплится. А они тренируются. И в интервью корреспонденту агентства "Р-Спорт" Марии Воробьевой вспоминают события своей совместной карьеры и, конечно, все то, что было в Сочи.

По пути на каток "Вдохновение" я размышляла, как бы потактичнее задать вопрос о счастливом событии в жизни ребят – в новогоднюю ночь во время отдыха на Бали Максим сделал Тане предложение. Долго размышлять не пришлось, поскольку Максим, поблагодарив за поздравления, написал – рассказывать подробности столь личного для них события они не станут. Радости мне не добавило и еще одно послание от ребят: "Нам ледовую тренировку подвинули, можешь позже приехать?" Понимая, что позже приехать не могу, а на улице стоять будет холодно, решила напроситься посидеть на стульчике в коридоре. На что Максим ответил: "Так ты можешь и на лед прийти, посмотреть". И тут меня пронзила очень простая мысль, с которой наверняка многие согласятся: черт возьми, как же я по ребятам соскучилась! С этого вопроса и начался наш разговор.

– Мы, конечно, порасстраивались в начале сезона, что так вышло, но получилось как получилось, - сказал Траньков. - Врачи мне сначала прогнозировали одни сроки восстановления, потом стало ясно, что не успеваем подготовиться даже к чемпионату России. Я решил, что надо делать операцию. Максимум – потеряем из-за этого сезон. Пока еще есть надежда восстановиться к чемпионату мира, хотя непонятно, стоит ли торопиться. Все зависит от того, как заживет плечо. Дело ведь не только в спорте. После операции мышцы атрофировались, и у меня какое-то время правая рука была просто недееспособной. Не мог на нее даже опереться, не то что вес держать.

– Вы на тренировке, за которой я наблюдала, не раз проронили фразу: все приходится начинать с азов. Действительно так быстро ушло все, что было наработано за эти годы?

Волосожар: Координационные элементы восстанавливать немного сложнее, чем те же поддержки. Основные трудности вызывают прыжки, выбросы и подкрут. Может быть, не совсем с азов, но близко к тому (улыбается).

Траньков: Начинать работать, когда ты полностью растренирован, тяжело, прежде всего, психологически. Все моментально начинает болеть, становится сложно себя заставлять, а уж о том, каково готовиться, когда на горизонте нет ни одного турнира, то есть ради восстановления, я вообще молчу.

Волосожар: Мы в первый раз в такой ситуации, что готовимся к шоу. Обычно эта часть работы проходила легко и непринужденно, а тут…

– Давайте тогда попробуем хотя бы повспоминать, как вы готовились к соревнованиям, раз уж сейчас так сложились обстоятельства. Опять же, ваши слова про "начинать с азов" натолкнули меня на размышления, что когда вы закладывали базу вашей пары, было, наверное, еще сложнее?

Волосожар: Мы наблюдали за процессом скатывания новых пар, которые приходили в последнее время к Нине Михайловне (Мозер - тренер Волосожар/Транькова). И они как-то быстрее привыкали друг к другу, чем мы с Максимом. У нас месяца четыре ушло на то, чтобы хоть что-то получилось.

Траньков: Мы когда чемпионат России в декабре смотрели, поразились поднявшейся волне критики в адрес Нины Михайловны. Люди бы просто отмотали пленку на четыре года назад и посмотрели на наши первые соревнования. Это же был кошмар и ужас! Если с короткой программой мы хоть как-то справились, то о произвольной мне даже вспоминать жутко.

– Если проанализировать в отдельности каждый из проведенных вами совместных сезонов, получается, что главной вашей целью было найти идеальную систему подготовки и подводки к соревнованиям.

Волосожар: Верно, причем это все заслуга Нины Михайловны. У нее был какой-то научный подход ко всему - от питания до режима. Вплоть до того, что она стремилась найти максимально удобную для нас расстановку элементов в программе.

Траньков: А уж в подводке к турнирам все вымерялось вплоть до минут. Как только в интернете появлялось расписание соревнований, тренировки у нас полностью моделировались под этот график. Мы к Олимпиаде готовились тремя парами, что позволяло делать контрольные прокаты по жребию.

– Вы как-то рассказывали, что в олимпийском году ваши, как многие считали, основные соперники немцы Алена Савченко/Робин Шолковы на некоторых турнирах всеми силами старались эту вашу привычную систему разрушить. В чем это заключалось?

Траньков: Они действительно немного сломали нам систему. Но здесь речь идет о таких мелочах, которые могут показаться вообще смешными. Нужно понимать, что спортсмены, выступающие на крупнейших международных турнирах, живут даже не по часам, а по секундомеру – все отлажено. Плюс есть какие-то свои собственные пунктики. Например, Лена Исинбаева в секторе перед прыжком раньше пряталась под одеяло. Представьте такую ситуацию, что она приходит, а одеяла нет? Или кто-то садится рядом с ней в этот момент и начинает болтать? Спортсмены годами привыкают настраивать себя на соревнования, а кто-то берет и привычный порядок разрушает. В одном из интервью кто-то из ребят – Инго (Штойер - тренер Савченко/Шолковы) или Алена – жаловались на то, что они в Сочи попросили отдельную раздевалку, а им не дали. Якобы у нас была отдельная раздевалка, а у них – нет. Дело в том, что мы очень много тренировались на том катке, у нас действительно была своя раздевалка, но нам ее никто не отдавал в личное пользование именно на время Олимпиады. На Играх там еще две сборные по шорт-треку переодевались – японцы и еще кто-то. Когда у них соревнования были, мы вещи убирали в сушилку, чтобы ребятам не мешать. И поскольку это немцам сильно не понравилось, мы поняли, что даже здесь у них были намерения как-то вмешаться в уже привычный для нас процесс настроя на соревнования.

– На протяжении прошлого сезона не умолкали разговоры об их выбросе тройной аксель. Обращали внимание на этот возможный козырь немцев, который ведь с равной долей вероятности мог как сыграть, так и сорваться?

Траньков: Начну издалека. Мы еще в 2012 году на чемпионате мира в Ницце готовы были их обыгрывать. На некоторых соревнованиях мы даже не понимали, почему проиграли. Могли не так уж блестяще откатать короткую, когда они здорово катались, но мы почему-то оказывались на первом месте. Потом мы хорошо катали произвольную, а они все равно становились первыми, даже если что-то срывали. И мы пришли к пониманию, что обыграть мы их можем, просто судьи еще не были готовы к смене лидера. В Ниццу мы приехали с четким понимаем, что выиграем чемпионат мира. Как же мы за ними тогда гнались! Мы в короткой программе там не то что тодес сорвали, мы плохо сделали почти все. Только прыжок был нормальный.

Волосожар: А тодес был финальной пятой точкой (смеется)!

Траньков: И даже когда мы в короткой улетели на восьмое место, вышли на тренировку перед произвольной и снова начали стараться выпрыгнуть из штанов. Естественно, ничего не получалось, уже просто весь старт куда-то вылетал. Хорошо, что был выходной день, после которого у нас на тренировке вдруг что-то начало получаться. И мы как-то внезапно осознали, что бороться ни с кем не нужно – мы восьмые. Вось-мы-е! Мы уже не то что с немцами не соревнуемся, у нас до третьего места был отрыв в пять баллов, хотя бы туда добраться.

Волосожар: Максим тогда все продумал, сравнил лучшие результаты сезона и пришел такой счастливый делиться этими новостями. И мы посчитали, что в тройку реально попадать.

Траньков: Произвольную мы тогда выиграли. И немцам уступили в конечном итоге какие-то 0,11 балла. Тогда мы и поняли, что, когда не соревнуемся с ними, можем их обыграть. И в 2013 году мы выиграли у них абсолютно все старты! Просто потому, что перестали с ними соревноваться. И олимпийский сезон начинали с такими же мыслями – не о борьбе с кем-то, а просто сосредотачивались на своем достойном катании.

– При этом в 2013 году вы допустили ошибки либо помарки на всех без исключения стартах. Тот год ведь был годом экспериментов?

Траньков: Да, нам нужно было набрать элементов, которые будем исполнять в олимпийском сезоне, и отработать их. После 2013 года мы уже ничего не планировали менять, только если правила бы изменили.

– Каково было выигрывать, понимая, что идеального катания продемонстрировать не удается, что делало вас досягаемыми?

Траньков: Так там все ошибки можно было чем-то объяснить. Сорванная поддержка в Оберстдорфе? Так мы ее тренировали без году неделю, я тогда учился "ходить" в другую сторону, и ошибка на этом элементе в сентябре, на первом старте в сезоне, допустима. На этапе Гран-при "Скейт Америка" мы сорвали "реверси", сделали первого уровня. Это была новая, самая сложная и дорогая поддержка, которую до сих пор никто не выучил. Даже пары, которые у нас сейчас на чемпионате Европы выступали. На мире мы откатали чисто обе программы, я только с перебежки упал, но это уж не столь грубая ошибка.

– В олимпийском сезоне без приключений тоже не обошлось: на первых стартах вы били рекорд за рекордом, а потом случилось серебро Финала Гран-при и срыв произвольной программы на чемпионате Европы.

Траньков: На чемпионате Европы мы чуть-чуть недонастроились.

Волосожар: Мы на тренировке перед произвольной программой так хорошо все делали. Даже слишком хорошо – выхлестнулись, а на старт пошли с осознанием, что все идеально. Еще и отрыв был 10 баллов, да и немцы снялись, и мы подумали, что вообще никаких проблем не возникнет. Неправильный настрой был.

Траньков: У нас у всех после того старта такая каша в голове началась… Мы домой приехали, сказали Нине Михайловне, что у нас ничего не получается, предложили вернуть прошлогоднюю произвольную. Мы постановку "Иисус Христос - суперзвезда" срывали второй старт подряд, решили, что это знак. До этого еще все говорили, что программа роковая, что с ней никто не выигрывал, и мы подумали: может, нас и правда кто-то свыше наказывает?

Волосожар: Но потом мы для себя поняли, что второй раз с Бахом тоже не выиграть. Нам дано было хорошо ее прокатать и чемпионат мира выиграть. Второй раз мы бы этого не сделали.

Траньков: Нина Михайловна тоже нас смогла убедить, предложила что-то в программе поменять.

Волосожар: Стали искать, что можно изменить, поменяли какие-то детали, переходы, а в итоге я решила выступать в платье другого цвета и на этом успокоиться (смеется).

– Но ведь в Сочи программа действительно довольно сильно отличалась от той, что вы катали на предыдущих стартах. Дело, наверное, не только в платье?

Траньков: Мы на самом деле очень сильно поменяли программу. Просто заметно это было только самым искушенным любителям фигурного катания. Мы очень много переходов облегчили. Изначально постановка по переходам была очень насыщенная, из-за чего мы не на всех льдах могли ее, что называется, катить. В Сочи лед как раз был не самый катучий, а для нас скорость очень важна. И когда программа насыщена шагами, особенно совместными, на элементы сложно разгоняться. Мы просто знали, что психологически судьи и специалисты настроены на ту оценку, на которую мы катали весь сезон, в плане компонентов.

– То есть хитрость включили?

Траньков: Ну да, немножко сыграли, схитрили.

Волосожар: Программа была рассчитана на объективизм судей, глобальных-то изменений не было, просто переходы и заходы стали более простыми. Шаговую часть первой половины программы облегчили, а вторая часть осталась прежней. Это было сделано для того, чтобы мы на максимуме могли исполнить три первых элемента.

– Теперь мне сложно понять, как с таким настроем можно было ехать на Олимпиаду? Спокойствие хоть в какой-то момент наступило? Или коленки так до конца и тряслись?

Траньков: Мы к Олимпиаде вообще были плохо готовы. Произвольную так и не наладили. К тому же, я перестал прыгать тулуп. В короткой его делал, а в произвольной заход чуть-чуть другой, и прыжок получался кривым, я его еле тащил, кучу сил тратил.

Волосожар: Но тут нужно добавить, что Олимпиада - это такой старт, где все все умеют. И важную роль играет психологический фактор, выстоишь ты в плане нервного напряжения или нет.

– То есть вы были готовы именно психологически?

Волосожар: Для этого нужно было просто отключить головы.

Траньков: Я помню, что вышел на лед и сказал про себя: я все умею. Понимал, что знаю, как делать программу, нужно просто ее катать. А там будь что будет. То есть какого-то настроя "я постараюсь" или "вот здесь нужно последить за каким-то элементом" не было. Просто шел катать программу.

Волосожар: А я знаю, что никогда одно и то же не повторяется. Если в предыдущие разы что-то сорвали, второй раз этого не случится.

Траньков: Я прямо пошагово все помню: сделали подкрут – нормально, сальхов – тоже неплохо, перед тулупом немного напряглись. У Тани там еще прическа поломалась, я перепугался, думаю: что это еще такое?!

Волосожар: Первый раз в жизни такое произошло! Я ехала и думала: почему именно на Олимпийских играх?!

Траньков: А я думал: откуда распущенные волосы?! А потом – какие волосы, тулуп прыгай!

Волосожар: У меня еще такой гребешок был, который мог бы вылететь, а это дидакшн, и еще музыку останавливают… В общем в голове был полный сумбур (смеется).

– Так, погодите… Это вы о произвольной программе личного турнира. Но до нее вам пришлось пережить командный. Что эта часть соревнований вам дала и что, скажем так, забрала?

Траньков: Мне кажется, это был самый напряжный момент Олимпиады.

Волосожар: Некоторые посчитали, что это была тренировка перед личным турниром, но какая-то слишком нервная тренировка вышла.

Траньков: Я не знаю, как бы мы откатались, если бы первыми выступали парники, а не одиночники. Когда мы Женю Плющенко смотрели по телевизору, я увидел весь этот топот, грохот, крики "Россия, Россия" и меня так затрясло… Сижу, думаю: "Что же сейчас будет?!"

Волосожар: Заходит ко мне, глаза огромные: "Ты видела?! Видела?!" Я говорю: "Ничего не знаю, ничего не вижу, я прическу делаю (смеется)". У меня, конечно, звук был включен, но смотреть не могла.

Траньков: А я стал смотреть, как Женя катается. Как он вышел, сделал все свои привычные жесты, нагнал энергию, проехал, все прекрасно исполнил. И я подумал: "Ну, Женя справился, значит, ничего такого нет, я тоже справлюсь". Конечно, колбасило, не супер прокат короткой получился. Плюс у меня ванкуверский тулуп сидел в голове…

– Вы этот прыжок четыре года назад сорвали, и он все еще сидел в голове?

Траньков: Я его специально прыгать хотел. Нина Михайловна предлагала обмануть мою психологию, сделать сальхов. А я не согласился, называл это своим испытанием – исполнить в короткой программе на Олимпиаде тулуп. Вылетел куда-то набекрень, лечу, думаю: "Ё-мое"; и вдруг какой-то щелчок в голове - тащи! Вытащил, даже выезд обыграл. И меня отпустило, в личном турнире уже был спокоен. Я даже люблю пересматривать запись того проката - тот прыжок хоть в учебник ставь, настолько идеально получилось исполнить. Я так себя запрограммировал, что сделаю его, что даже доли сомнения не осталось. Получился мой лучший в жизни тулуп (смеется)!

– А вас ведь еще и медалями за командный турнир награждали. Помните вообще этот момент?

Траньков: Честно скажу, мы действительно почувствовали командный дух во время этого турнира. Только танцоры у нас не очень между собой. У нас даже пьедестал был забавный: все парни и девочки обнялись, и только Лена (Ильиных) с Катей (Бобровой) друг от друга в разных сторонах. Но у них там свои танцорские войны. А вообще команда была одним мощным кулаком. Мы когда выходили друг за дружкой на пьедестал, и вся эта толпа людей на площади, флаги, гимн все-все пели – нереальные ощущения! Хотя, конечно, если бы награждали на льду, эмоции были бы иные – я, может быть, даже плакал.

– Обидно то есть, что не на льду?

Траньков: Обидно…

Волосожар: Даже после личного турнира все равно не те эмоции были, когда цветочная церемония на льду проходила.

Траньков: Да, вроде бы гимн играл, зрители аплодировали, но это тоже не то. Мы ведь выросли на этой картинке: плачущей (Ирины) Родниной, рыдающем (Максиме) Маринине, на слезах (Антона) Сихарулидзе… И ты понимаешь, что вот он - твой момент, а у тебя только букет в руках…

– А вот теперь вернемся к произвольной программе в личном турнире. Мне после проката первое, что бросилось в глаза, - ваши совершенно потерянные лица, будто вы вообще не понимали, что происходит. Вроде бы, радоваться надо было, почему же все получилось наоборот?

Траньков: Мы просто очень устали. Таня очень правильные слова сказала в микст-зоне, где нас, кстати, столько мариновали, что я уже чуть в обморок не упал. Мы эту программу на Олимпиаде по ощущениям катали минут 40, а не четыре с половиной. Ехали от элемента к элементу, шаг за шагом, а она все не кончалась. И я помню, что последние три поддержки уже просто бежал бегом с мыслями: сейчас я все сделаю, так, поднял, поставил, ага, дальше, поднял, проехал, поставил, все… Как же я ждал, когда все это кончится!

Волосожар: Обычно мы даже не замечали, как программа заканчивалась, а в Сочи будто замедленную съемку кто-то включил.

– Осознание, что вы победили, пришло сразу? Или сомнения до окончания выступления немцев оставались?

Траньков: Я вообще сразу понял, что мы выиграли. Мы проехали с парой небольших ошибок, а с нашим запасом это было нестрашно. Плюс на 90% было понятно, что Алена не прокатается чисто. Даже если брать чемпионат мира в Канаде, где она пошла на выброс тройной аксель без тренировок, просто от безысходности – они его даже не отрабатывали. А здесь все наоборот было. Помню, когда была какая-то тренировка, когда все уже ушли, они прямо оставались на льду, разбирали этот выброс, работали над ним. И я знал, что это будет чудо из чудес, если она его в концовке программы сделает. И даже если сделает, хватит ли? Технически у нас и без этого выброса была сильнее программа.

– В чем заключается осознание, что ты - олимпийский чемпион?

Траньков: Ну, тут каждый должен говорить за себя. Для меня это не было какой-то сверхмечтой. Победа – это, скорее, признание, отражение твоей работы, что ты не зря тренировался. У меня настрой на это был. Подумал, что все не зря, родители не зря водили на каток и вообще придумали тебя фигуристом, не зря люди в тебя верили. Все, кто нам помогал, - от чиновников до бабушки в Краснодаре, которая раздевалки за нами убирала, откуда мы только после 10 вечера уползали.

Волосожар: В общем, самым сложным было оправдать надежды, а потом испытать от этого удовлетворение, что ты никого не подвел. Еще и у себя дома!

Траньков: Ты не думаешь, что для себя выиграл золото, а понимаешь, что завоевал эту победу для других. Как для тех, кто помогал, так и для тех, кто мешал, кто не был уверен в нас.

– Максим, вы сказали, что победа на Олимпиаде означала для вас, что все было не зря. Мне всегда было интересно, а ради чего вы терпели не самые простые отношения с прежней партнершей Марией Мухортовой и тренером Олегом Васильевым? Ведь в тот период понимания, что судьба вот так круто развернется, не было.

Траньков: Мне тогда очень помог Макс Маринин, он меня научил тому, как это терпеть. Сказал мне: "Будь роботом. Васильев дал тебе план? Вот ты его и выполняй - ни больше, ни меньше. И доедешь ты до своей Олимпиады". У меня ведь тогда была мечта попасть на Олимпиаду, тем более что меня когда-то отстегнули от Турина. Был вариант, что поедем мы, а не (Юлия) Обертас с (Сергеем) Славновым. Мы лучше на России откатались, и начались разговоры, что мы достойны ехать. Но федерация приняла решение не в пользу молодых, которые потом продолжили кататься, а в пользу тех, кто год спустя завершил карьеру. А Ванкувер вспомните – (Сергея) Воронова отстегнули, а где теперь Артем Бородулин, который должен был всех побеждать в 2010 году? Это не его вина, он выступил в свою силу, откатался здорово для себя. Но непризовое место на Олимпиаде – это ничто. С 4-го по 24-е места абсолютно одинаковы.

– Выходит, ради Олимпиады не бросали спорт?

Траньков: Я уходил. Много раз. Даже в олимпийский год ушел. Мы к чемпионату России 2010 года не готовились. Потренировались три недели и выступили плохо, вторыми стали. Но мы бы это второе место и так заняли.

– После этого к вашему перевоспитанию подключили на тот момент президента федерации Валентина Николаевича Писеева.

Траньков: И он меня тогда понял. Я ему все рассказал, представил неопровержимые доказательства вранья в мою сторону. Когда мы приехали в федерацию с Таней, Писеев показал бумагу на стене - ту самую, в которой Маша писала, что у нее больная бабушка, что ей нужно срочно уехать в Липецк. Сама же уехала отдыхать в Доминикану с тренером… И это все знали! Ну как это вообще можно было понять? Я сидел один на сборе. Один! Как можно говорить о парном катании без партнерши и тренера? А Траньков много говорит, не хочет тренироваться, да и вообще он плохой. Писеев спросил, почему я так себя веду, почему я не в команде. Ну, я и сказал: "А мне что, третьим ходить? На заднее сиденье машины сесть и напитки подавать?" Плюс ни для кого не секрет, что нам с Машкой и без того было тяжело. Но она для меня – важный человек в моей жизни, мы с ней многого добились, я только благодарен ей. Если бы не было меня с Машей, не было бы меня с Таней – я бы просто не докатался, не дождался бы своей партнерши. Наверное, поступки тренера я до сих пор не понимаю, но мне их и не надо понимать, правильно? Тренер – это тренер. Тут либо попадаешь, либо нет.

– Вас вся эта история чему-нибудь научила?

Траньков: Научила. Я теперь знаю, как не надо делать. Не только в жизни, но и на льду. На самом деле, система подготовки тогда была очень близкой к системе Мозер. Где-то даже у Васильева мне легче было кататься. Но к Нине Михайловне я пришел с боязнью произвольной программы. После каждого проката я, простите, блевал. Стоял в микст-зоне, падал, шептал Маше, что сейчас стошнит, говорил три слова и убегал. На тренировках было дико тяжело. Хоть и говорят, что не работал, я так не считаю. Пахал больше, чем вкалываю у Нины Михайловны. И ребята не дадут соврать - я после тренировок приходил в раздевалку и умирал.

Волосожар: Я даже помню, поражалась габаритам Макса в тот период (смеется). Такие руки были!

Траньков: Я со сборов приезжал, и меня не узнать было – как культурист. Мы поддержек штук по 150, наверное, делали. Там вообще жесть была, а не объемы. И Нина Михайловна очень много работы посвятила этому моменту с произвольной программой, хотя я ныл на тренировках, что не смогу. Но через частые прокаты она переломила эту тенденцию. Помню, в Саранске прокатал произвольную программу, поклонился и думаю: "А что это за сверхсила у меня появилась? Я же обычно стоять не могу". А ощущения были, что если бы мне включили музыку, я бы еще полпрограммы проехал.

– Поскольку вы были довольно популярными еще до Олимпиады, мне казалось, что после победы в Сочи не слишком в ваших жизнях что-то поменяется. В отличие от тех же Юли Липницкой, Аделины Сотниковой…

Траньков: Если честно, и у нас много поменялось. У меня отрезали руку (улыбается). Серьезно, у меня на два миллиметра короче акромиально ключичное соединение, и во мне с этого года немного больше металла! А еще Олимпиада отнимает свободу. Мы уже не такие свободные, как раньше.

Волосожар: Уже в халате не выйдешь мусор выбросить (смеется).

Траньков: Я все равно, правда, в халате выхожу… Но иногда за собой начинаю замечать, что в публичных местах хожу в капюшоне, опустив голову, чтобы лишний раз не фотографироваться. Мне нравится это делать, никому не отказываю, но иногда хочется побыть одному. Бывает, ешь второпях в ресторанном дворике в торговом центре, обязательно кто-то подойдет, нагнется над тобой и спросит: "О-о-о! А я ничего не перепутал?!" А ты сидишь с полным ртом картошки и не знаешь, что сказать.

Волосожар: Из-за таких моментов уже задумываешься, куда пойти, а куда - нет.

Траньков: Журналисты, не поверите, звонят каждый божий день. Некоторые с таких каналов, что я даже не знал, что такая кнопка есть на пульте. Но и много приятных событий тоже было, благодаря которым у нас появились новые знакомые, друзья, агенты. В каких-то журналах про нас пишут уже не на 15-й странице в заметке "Спорт", а порой и на обложке разрешают появиться.

– А забвение вас страшит как публичных людей? Однажды ведь могут и не вспомнить, кто такие Волосожар/Траньков, которые два золота в Сочи выиграли.

Траньков: Так это неизбежно. Но чтобы наша история продлилась, мы и хотим в 2018 году выиграть какую-то медаль.

– В роли молодоженов?

Траньков: Пока о свадьбе речь не идет. Имело место быть только предложение руки и сердца. Просто когда впервые пару лет назад пошли слухи о нашей свадьбе, мы их опровергли, но обещали, что если что-то такое будет, мы обязательно поделимся этим с болельщиками. Вот и выполнили обещание.

Мария Воробьева — 12.02.2015