Аделина Сотникова: «Я продолжаю кататься. Не переживайте.»

Главное, что мы, корреспонденты агентства "Р-Спорт" Мария Воробьева и Андрей Симоненко, НЕ хотели спрашивать у Аделины Сотниковой — как она изменилась после Олимпиады. Мы хотели посмотреть на это сами. Так вот, Аделина повзрослела. Очень. Другой человек. Но начать интервью, состоявшееся в одном из московских кафе, мы решили с максимально несерьезного вопроса, заданного максимально серьезным тоном.

– Аделина, и нам с Машей, и болельщикам не терпится прояснить один важный момент. Что за танец "Люблиночка", который вы, фигуристы, по очереди исполняете и выкладываете видео в Instagram?

– (Смеется) Так. Это у нас ребята придумали — Максим Ковтун с Иваном Ригини. Они и Ксюша Столбова ехали в Балашиху на шоу и по пути придумали танец. Приехали и начали танцевать его под музыку, которую Ксюша включила. Так и родилась "Люблиночка".

– А эстафету этого танца зачем друг другу передаете?

– Ребята хотят, чтобы о нем узнал весь мир! Пока у них получается, положительно так процесс идет.

– У вас вообще не первый же раз уже идет такая "движуха". То вы отжимались по очереди…

– Да, и такое было. Кто мне тогда передал эстафету, уже не помню. Еще эстафета фотографий была. "Покажи себя без макияжа", например (улыбается).

– "Люблиночку" вы даже на шоу ведь танцевали?

– Точно, у нас было последнее шоу в Южно-Сахалинске, и оно такое смешное получилось - после каждого номера выходили, придумывали что-то. К Сереже Воронову все девушки с цветами выехали и к его ногам бросились (улыбается). А в конце решили станцевать "Люблиночку", чтобы все точно уже о ней узнали, а не только в Instagram могли увидеть.

– А ведь сразу после истории с нашествием корейских фанатов в комментариях вы, если не ошибаюсь, собирались закрыть свой Instagram…

– Нет, совсем не собиралась закрывать. Когда надоело, под "замок" его перевела. Потом еще меняла там имена. И отвечать ничего не хотела. Ладно бы там одни корейцы гадости писали, так еще и наши прибавились…

– Сейчас-то уже вся критика, наверное, прекратилась?

– Не знаю даже. Не обращаю внимания.

– Комментарии не читаете?

– По-русски читаю. Хотя там сейчас какая-то реклама пошла — платья всякие предлагают, косметику, заходите, смотрите, покупайте (смеется). Ничего содержательного нет. Иностранцы что пишут, тоже стараюсь перевести с английского — но если вижу, что негатив, пролистываю.

– На корейцев после той волны негатива в ваш адрес обида осталась?

– Нет. Я же понимаю все. Ким Ю На для них — такой человек… Они ее поддерживают, бьются за нее. Я все-таки надеюсь, что и русские тоже будут биться за своих спортсменов, а не предавать.

– Если бы вас позвали в Корею на шоу — поехали бы?

– Мне было бы страшновато, честно говоря. Хотя сейчас ребята ездили в Корею, говорят, негатива не было. Какие-то вопросы про меня задавали, но откровенно плохо не реагировали.

– Мне интересно, как менялось ваше отношение к соцсетям по ходу карьеры? Наверняка сначала было интересно общаться с болельщиками, а потом, когда свалилась такая слава, начало напрягать…

– Да я всегда была против этих соцсетей. Понимаю, что это современно, люди там знакомятся, общаются. Но для меня именно знакомства в соцсетях кажутся каким-то бредом. Вот, пишут мне поклонники, что они меня любят, что хотят со мной встречаться, какая я хорошая и замечательная. Пишут, какие они хорошие и добрые. Как я могу через интернет понять, добрые они или злые? Одного даже заблокировать тут пришлось — слишком настырный был. В общем, для меня знакомства в соцсетях — это очень странно.

– Тогда какой вид общения с болельщиками вам наиболее приятен?

– Когда после выступления они собираются. Я понимаю, что их очень много, но я хотя бы всех их вижу. Либо встречу с болельщиками когда устраивают. А из-за этих соцсетей мне уже вообще иногда кажется, как будто кто-то меня преследует. Страшно становится.

– Как пытаетесь оградиться от этого?

– На метро совсем не езжу. Либо папа за мной приезжает, либо вызываю такси.

– Кстати, перед нашим интервью Андрей как раз вслух так произнес: интересно, а по улицам она спокойно ходит? Место-то людное… Бывает, что кто-то узнает, подходит?

– Нет, слава богу (улыбается)! Пока спокойно хожу.

– Я, если честно, не воспринимала эту тему настолько серьезно, но сейчас после ваших слов вспомнила фильм "Телохранитель" с Уитни Хьюстон в главной роли. Письма с угрозами, все остальное… Ожидали, что до такого дойти может?

– Ну, все-таки до такого не дошло, у меня есть свой телохранитель – мой папа. Я знаю, что он меня в обиду не даст! Поэтому, в принципе, я спокойна. Вот, 9 мая ездила с подругой в торговый центр. На метро да, как я уже сказала, мне страшно, а так на такси нормально доехали. Там погуляли. Сначала в темных очках. Потом сняла их осторожно, осмотрелась — вроде бы спокойно все (смеется).

– Кстати, каких русских болельщиков с негативным отношением вы имели в виду — поклонников Юлии Липницкой?

– Да я не знаю, чьи они. На самом деле, я все понимаю — у каждого свои болельщики, каждый поддерживает своего спортсмена. Но просто на Олимпиаде, мне кажется, можно было бы болеть за всю страну, а не за кого-то одного.

– Мы вообще, когда готовились к интервью, пришли к мнению, что ваше с Липницкой противостояние является чем-то выдуманным, искусственным. У каждой из вас был свой путь, вы обе добились заслуженного успеха, а на деле вас пытаются столкнуть лбами.

– Да это то же самое, что у нас с Лизой Туктамышевой было. Нас постоянно сталкивали. Так получилось, что на Олимпиаде Лизы не было, она сезон провела неудачно, а была бы — с ней бы сталкивали. И вообще, такое ощущение, как только кто-то из новых появляется — так нас и сталкивают.

– У вас-то есть ощущение, что это что-то искусственное и, так скажем, притянутое за уши?

– Конечно. Я вообще не понимаю, что у людей на уме, когда они это делают. Специально, что ли, чтобы как-то сбить? Вообще даже думать не хочу про это, неприятно.

– С Лизой же вы даже дружите?

– Да нормально у нас с Лизой все. С Юлей чуть-чуть по-другому, но это, потому что она другая. Везде с мамой, например, ездит. Если бы я с мамой везде ездила, я бы тоже меньше со всеми общалась.

– Давайте сейчас вернемся к тому, чем вы занимались после Олимпиады — то есть к шоу. Точнее, даже не к самим шоу, а к показательным программам, которые вы для них подготовили. Они очень для вас необычные, и мы хотим узнать — как они появились на свет?

– Первый показательный номер, Come Together, был моей инициативой, я захотела чего-то такого, чего у меня еще не было. А музыки такого стиля у меня не было никогда. Вот и предложила. Стали искать конкретную музыку. Нашли. Мне ритм сразу понравился — интересный такой, и голос. Мне кажется, получился довольно необычный, зажигательный номер. А идею второго номера предложила Татьяна Анатольевна Тарасова — "Лебединое озеро". Сказала, что в Японии, куда я ездила выступать, эту музыку любят. Я согласилась и еще подумала — с этой музыкой в 2009 году я выиграла свой первый чемпионат России, потом у меня, как продолжение, был показательный номер в реальной балетной пачке. А здесь немного другая история — я девушка, которая борется со своими чувствами, переживаниями…

– Мне вообще кажется, что этот номер у вас каждый раз должен получаться по-разному, потому что он очень сильно зависит от настроения.

– Возможно…

– Какой вы себя ощущаете чаще в этой программе — сомневающейся, может быть, где-то мечущейся, драматичной…

– По моим ощущениям, этот номер больше драматичный. Но и счастливый одновременно. Когда я срываю в конце свою "шаль" и кидаю на лед — это как будто я весь негатив, весь груз переживаний снимаю с себя. Освободилась от всего. А насчет настроения, кстати — как-то на одном шоу мне совсем не хотелось кататься. Но вышла на лед, началась эта музыка — и я ожила! Забыла про то, что у меня было за пределами катка. Вышла со льда, и про себя подумала – как шикарно получилось откатать (смеется)!

– По накалу это "Лебединое озеро" можно сравнить с соревновательной программой, и смогли бы вы исполнить номер такого же уровня драматизма с прыжками, вращениями и прочими элементами?

– Мне кажется, что да. Когда я катаюсь, чувства получаются сами, они идут от души. Но когда вживаешься в образ, хочется прыгнуть выше головы. А этого делать нельзя (смеется). Но просто мне кажется, что это живое и искреннее чувство может помочь сконцентрироваться на элементах.

– Насколько я знаю, вы уже приступили к постановке новых программ. По новым правилам можно как раз экспериментировать — например, брать музыку со словами. Будете ли вы рисковать, делать что-то такое?

– Думаю, произвольная программа, которую мы уже поставили, для всех будет очень неожиданной.

– Если говорить о постановках, сразу вспоминается Каролина Костнер, которая в последние годы следовала исключительно артистическому направлению в катании. Когда она уйдет, нет желания занять ее место и тоже заняться чистым творчеством? Ведь у вас, в отличие от нее, уже есть титул олимпийской чемпионки. Может быть, вам даже полегче будет.

– Будет очень жалко, когда Каролина уйдет из спорта. А насчет того, что мне будет полегче — я очень на это надеюсь. Буду делать все, чтобы у меня в голове ничего не откладывалось. Мне, кстати, многие говорят — я в последнее время сильно раскрепостилось, катание у меня стало более женственным. Надеюсь, что я пойду по правильному пути.

– Противоречивые настроения вашего "Лебединого озера" наводят на мысль, что после Олимпиады у вас были сомнения, стоит ли продолжать карьеру. Это так?

– Была такая мысль. Не сразу по окончании Олимпиады, а где-то месяц спустя. Начала думать о том, что я добилась своей цели, задавала вопросы, куда двигаться дальше. Но поняла, что уходить сейчас будет некрасиво. Мне только 17 лет, я только начала свой путь. А путь этот очень интересный! Для меня самой интересный. У меня будут новые ощущения, может быть, я смогу создать на льду что-то новое. Взять сейчас и уйти будет совсем неправильно.

– Получается, теперь мотивацией кататься для вас становится сам процесс?

– Теперь, мне кажется, да. Хочется кататься, хочется что-то показывать новое. И не забывать о том, что я — олимпийская чемпионка, и на меня будут равняться дети.

– Если взглянуть на биографии олимпийских чемпионок в женском одиночном катании, то большинство ушли сразу после завоевания титула. Взять хотя бы Оксану Баюл, Тару Липински… Для вас, получается, есть некий вызов — быть одной из немногих олимпийских чемпионок, которая остается и продолжает нас радовать. Не страшно?

– Это жизнь, и мне это интересно. Жизнь не должна быть скучной.

– Хотя здесь справедливо вспомнить о Ким: она хоть и взяла длительную паузу, но тоже не ушла. Мысль о том, что через четыре года вы можете не выиграть Олимпиаду, тоже не пугает?

– Совершенно. Даже если я не выиграю, если у меня будут какие-то срывы — я не буду расстраиваться. У меня же есть уже титул олимпийской чемпионки.

– На Олимпиаде вас ведь тоже спрашивали о том, будете ли вы продолжать, и вы сказали: "Ну конечно, буду, у меня же нет титулов чемпионки Европы и мира!" В тот момент ближайшим был чемпионат мира в Японии. Вы именно его хотели выиграть?

– Хотела его выиграть, да. Было желание ехать в Японию, но вскоре после Олимпиады я почувствовала в себе какое-то опустошение. Вроде бы силы есть, я в хорошей форме, даже тренер была в шоке, когда увидела, как я начала тренироваться, вернувшись из шоу. Но, правда, внутри пусто было. И я подумала: я же не заканчиваю со спортом, продолжаю. У меня будут чемпионаты мира — в следующем году, через год, через два года…

– Наверняка было обидно, когда некоторые наши же болельщики начали вас упрекать в том, что вы не поехали на чемпионат мира…

– Конечно, но что я могу поделать с этим? Я свое мнение сказала: я устала, у меня было потрачено в этом году огромное количество нервов, и я имела право не ехать. Это мое решение.

– Когда два-три года назад у вас только начиналась карьера во взрослом катании, многое получалось далеко не так хорошо, как все ожидали. Предолимпийский сезон был очень трудным. Да и в олимпийском были срывы. Тяжело было проходить через периоды кризиса? Наверняка же были моменты, когда хотелось все послать.

– Хотелось. И я уже почти все посылала. В начале этого сезона, например, когда я приехала после Japan Open. Там я просто ужасно откатала произвольную программу. Разговаривала с Еленой Германовной потом, она сказала: если ты хочешь чего-то добиться, то надо что-то делать. А не хочешь — то и не делай ничего. Конечно, в душе я чувствовала, что она переживает, и что она говорит так, чтобы у меня голова включилась. Но подумала — а может действительно все бросить, зачем это нужно, если я не могу собраться на прокат? Уже мелькнула мысль позвонить тренеру и сказать: извините, но я заканчиваю.

– Позвонили?

– Нет, потом вышла на тренировку, начала кататься… Решила дать себе еще один шанс на Гран-при. Поехала в Китай, здорово откатала там короткую программу. Подумала — ну слава богу, значит произвольная тоже будет хорошая. Ага, сейчас… Но все-таки заняла второе место, после чего подумала — если попаду в финал Гран-при, то буду продолжать. Поехала во Францию. И выдала там такой ужас в короткой программе! Помню утро перед произвольной программой. На тренировке просто так покаталась. Пошла потом одна гулять, с мамой поговорила, общее настроение было — пофиг как откатаю, неважно уже. А на разминку перед прокатом вышла — такое состояние вдруг почувствовала, что спокойна, как танк. Бывает такое — на общем фоне пофигизма катаешься очень хорошо. Помню, услышала еще крики русских болельщиков, подумала — надо же, до Парижа доехали. Встала в стартовую позу, думаю, ладно, покатаюсь еще немного. Еще где-то четыре минутки десять секундочек (смеется). А в конце, когда все получилось, я такая думаю: так, и что это было? Попала в итоге в финал Гран-при, думаю, дальше, что ли продолжать кататься? В финале откатала реально шикарную короткую программу. Вспомнила, что в Париже произвольная была классная. Стала думать, что надо откатать так же хорошо — и заволновалась. Это мне сильно помешало. Но вот после того срыва уже у меня сомнений никаких не было. Я сразу подумала: впереди у меня чемпионат России.

– Что бы вы посоветовали другим спортсменам, я даже не только про фигуристов — как проходить моменты кризиса? Копаться в себе, от всего отключаться, что-то еще?

– Если спортсмен из тех, на кого делается ставка, и он испытывает ответственность, то, конечно, надо отключиться на пару дней. Никуда не ходить, после тренировки просто полежать. Подумать не о спорте, а о чем-то еще. Просто о будущем — если не спорт, чем бы я занималась. Поплакать, естественно, очень помогает. Отличный выход эмоций.

– А бросить все в ответственный момент спортсмен, на которого делают ставки, имеет право?

– Да нет, конечно. Подстава была бы полная! Дождаться надо, когда пройдет та же Олимпиада, а потом принимать решение. А бросать перед ответственным стартом, конечно, нельзя.

– Вы помните момент, когда на вас стали делать ставку как на олимпийскую надежду?

– В 2009 году и начали.

– А потом были развешанные по Москве плакаты, вы лицо финала Гран-при. Это тяжело было переживать?

– Тяжеловато, да, на себя смотреть на плакатах было.

– Но это разные моменты — то, что было в олимпийском сезоне, и то, что было тогда? И что тяжелее?

– Тогда было тяжелее.

– А Елена Германовна тогда, помню, сказала: конечно, это перебор — такое сумасшедшее внимание, но эти испытания могут и закалить.

– Я вообще об этом не думала. Закалить, научить… Я хотела отойти от этого, но не получалось — постоянно на меня все это давило. И было реально тяжело. И, кстати, что интересно: как только появляется новый человек, про тебя все сразу забывают. Ты пытаешься как-то снова поднять планку хотя бы до того же уровня, что был раньше, а у тебя ничего не получается. И это самое обидное (улыбается). Та же Юля появилась, и ее начинают больше любить. Она и помладше меня. Делает свою сногсшибательную растяжку, и все восторгаются (улыбается). Сейчас вот Аня Погорилая появилась. Но так будет всегда. Была раньше Алена Леонова, потом появились мы с Лизой, теперь приходят другие девочки. А вообще еще раньше была Ирина Слуцкая (смеется)! А нас тогда никого не было.

– Понятно, что это процесс неизбежный, но ведь свое отношение к ситуации вы можете поменять?

– Могу. Я и поменяла. Я уже гораздо спокойнее к этому отношусь.

– Аделина, вам никогда не хотелось послать настойчивых журналистов?

– Ну как… Надо себя контролировать. Это часть моей работы. Хотя, когда совсем невмоготу, стараюсь как-то увильнуть. "Может быть, в следующий раз"… Но вообще пытаюсь всем дать интервью.

– А когда ничего не получилось в программе, и вы выходите в микст-зону — от того, что вы начинаете что-то рассказывать, не становится легче?

– Нет, мне лично сразу уйти куда-нибудь хочется. Во Франции после короткой, помню, начали вопросами забрасывать — а я стою, чуть не реву. Сказала, что "не могу говорить, извините" — и ушла. Но все спортсмены очень разные. Я, например, не могу показать на людях свои слезы. Это для меня как слабость свою показать. Кто-то считает это нормальным. Кто-то еще в "кисс-энд-крае" начинает реветь. Мне все-таки надо уйти. И говорить мне трудно.

– С тренером сразу в таких моментах общаться начинаете, или паузу выдерживаете?

– Нет, ну она сразу спросит: "Что происходит, что опять у тебя случилось?" И тут я понимаю, что нужно включать голову (улыбается).

– Кстати, Елена Германовна ведь прошла похожий путь — очень рано выиграла чемпионат России, рано перешла во взрослое катание. Были ситуации, когда она говорила: со мной то же самое случалось, здесь нужно вот так поступить?

– Она мне всегда говорила: будет очень тяжело. Легких путей нет, поэтому Елена Германовна предупреждала, что все зависит от меня самой, надо пытаться. И мне нравилось то, что она мне говорила. Я понимала: действительно будет тяжело, но допускала для себя мысль — вдруг все-таки какие-то трудности у меня получится обойти стороной?

– Наверное, я задам банальный вопрос, но все же. Путь к олимпийскому золоту у вас действительно не из легких. Но если сейчас окинуть взглядом то, что позади — хотелось бы, чтобы было легко? Чтобы на каждом старте все получалось?

– Это было бы неинтересно. Да и не бывает так — чтобы все было идеально всегда. Это жизнь, это игра. Я себя с детства так подготовила: надо стараться разбираться в себе, пытаться понять, что происходит. Это долго не получалось. Что-то делаю, а что — не знаю. Но сейчас вроде бы понимаю, начинаю осознанно подходить к процессу, разграничиваю для себя, что хочу, что не хочу. Взрослею, наверное (смеется).

– После Олимпиады прошло почти три месяца. Можете вспомнить, какой был самый счастливый момент в этот период?

– Когда машину вручали (смеется). Вот счастья-то было! Скакала просто от радости, меня же сняли на видео, как я бежала к своей машине. Бегу и думаю, не упасть бы… Еще они стоят все одинаковые, по именам на номерах отличаются только. Вижу — Кацалапов, Боброва, Соловьев, думаю, где моя-то?! Сюда побежала, туда побежала, смотрю — ну, наконец-то, Сотникова.

– Нормально покататься-то уже удалось на своей машине?

– Ну покаталась, да… Сначала, конечно, меня папа возил, я все-таки неграмотный человек в этом деле. А потом я начала на площадке ездить, где никого нет. Права в июле буду уже получать. Хотя вот была сейчас пауза, месяца два я не ездила, села за руль — и вдруг как затрясло меня что-то. У меня еще давно, когда папа учил ездить на "механике", такой момент был: я сильно газанула, а перед нами стояли, знаете, такие конусы оранжевые? И он рванул ручник вверх, чтобы затормозить машину. Я так испугалась! Полтора года за руль не садилась потом. Сейчас тоже не хотела — но папа сказал: не бойся, я же с тобой. И я катаюсь, учусь.

– От процесса вождения удовольствие получается испытывать?

– Папа меня как-то недавно спросил: что газуешь-то? А я в ответ, выжимая педаль газа: "Нравится мне" (улыбается).

– Мысль после фигурного катания уйти в автогонки не появилась?

– Нет, такая скорость точно не по моей части. Как-то с друзьями я каталась, сидела сзади, и мы так разогнались, что я только кричала — пожалуйста, потише! Когда я сама буду управлять машиной, буду комфортную для себя скорость выбирать. Папа, кстати, тоже иногда любит газануть — но с ним мне не страшно, я в нем уверена.

– В заключение чуть-чуть расскажите нам о ближайших планах — по отпуску, по сборам…

– 22 мая выступлю в Питере на шоу. 23-го я уезжаю отдыхать в Париж на неделю с мамой и сестрой. Потом у меня в конце мая мероприятия снова запланированы, покататься надо будет. 7 июня в Турцию снова отдыхать, на море. А потом с 15 июня сборы в Италии.

– Уже хочется погрузиться в эту рутину?

– (После паузы). Да. Ведь сборы — это интересно. Общаемся с друзьями из группы. Конечно, устаешь после тренировок, но вечером обязательно придумываем что-нибудь, будто какие-то батарейки у нас включаются. В карты вот играем часто на желания. В прошлом году в Латвии смешно было — Сережа Бородулин проиграл, и мы ему сказали: выйдешь к администратору, упадешь на пол и начнешь трястись: "вызовите мне скорую, вызовите мне скорую" (смеется). А я все это на видео снимала. Сама я тоже выходила к администратору и говорила так: "зда-а-рова-а" (смеется). В общем, весело у нас на сборах.

– И теперь последний на сегодня вопрос. Вы — олимпийская чемпионка, вам рукоплескали трибуны Сочи, Москвы, Японии, всего, чего угодно. О чем сейчас мечтаете, Аделина?

– Мечтаю в будущем завести семью. Но об этом любая обычная девушка мечтает, это нормально, это правильно. Мечтаю иметь хорошую работу. И просто чтобы все было хорошо.

– То есть, не спортивные, не заоблачные, а земные мечты?

– Да. Пора начинать думать о том, что будет дальше в жизни. Не все же время я буду в спорте, придется когда-то заканчивать. (После паузы). Но пока я продолжаю кататься, не переживайте (смеется)!

Мария Воробьева и Андрей Симоненко — 11:55 15.05.2014