Дмитрий Саутин: «Жалею, что не ушел сразу после Пекина»

В ряду выдающихся чемпионов, которых когда-либо знала история прыжков в воду, выше Дмитрия Саутина по количеству золотых олимпийских медалей стоит только великий американец Грег Луганис. Но в послужном списке Луганиса значатся всего две Олимпиады, в то время как у Саутина их пять. И ни разу он не возвращался с Игр без медалей.

Со стороны он – весьма благополучен. Депутат Воронежской областной думы. Вице-президент российской федерации прыжков в воду. И все-таки каждый раз, когда мы встречаемся на тех или иных мероприятиях, видно, что из глаз Саутина так и не ушла некая потерянность, появившаяся после его ухода из спорта.

– Дима, вы счастливы?

– Наверное, грех жаловаться. С финансовой точки зрения могу назвать себя более или менее обеспеченным человеком. А вот если отталкиваться от того, чего когда-то хотел...

– Финансы, как мне кажется, нужны именно для того, чтобы реализовывать свои желания.

– Это понятно. Просто вся моя жизнь – это по большому счету прыжки в воду. И мне хотелось бы большего, чем то, что есть сейчас.

– Вы ведь занимаете в федерации не последнюю должность.

– Да, но это – именно должность. Без каких бы то ни было рычагов влияния. Мне хотелось бы, например, понимать логику, которой руководствуется тренер сборной при формировании состава команды. Понимаю, что я – лицо заинтересованное, беспокоюсь прежде всего за своих, воронежских спортсменов. Но иногда бывает трудно отделаться от ощущения, что по отношению к кому-то из них главный тренер просто предвзят.

– Не готова поддержать вас в этом вопросе. Слишком хорошо помню, как тот же самый тренер в свое время искусственно развел по разным парам Евгения Кузнецова и Илью Захарова – нынешних вице-чемпионов мира и Олимпийских игр в Лондоне. И сделал это лишь ради того, чтобы вы имели возможность поехать в 2010-м на свой десятый чемпионат Европы и завоевать там очередную медаль. В конце концов, именно главный тренер несет ответственность за результат команды. За ним должно оставаться и последнее слово.

– Я все это понимаю. Но вы спросили про мои ощущения – они такие. Возможно, в глубине души мне просто хочется больше участвовать в том, что происходит в моем виде спорта.

– Вашим отличительным качеством всегда была удивительная стабильность. Почему ее нет у нынешнего поколения спортсменов, не задумывались? И вообще что такое результат в вашем случае – невероятный талант или тяжелая работа?

– Не думаю, что в спорте вообще можно разделить эти понятия. Если ты не готов работать, никакой талант не поможет. Кстати, готов поспорить насчет нынешнего поколения: тот же Кузнецов очень стабилен. Другой вопрос, что в какой-то период у Жени уходило столько физических и моральных сил на освоение сложнейшего винтового прыжка, что это не могло не сказываться на результате в целом. Вообще в спорте всегда видно, кто работает много, а кто – недостаточно. Тем более что сам я, когда нахожусь в Воронеже, прихожу в бассейн каждый день.

– В тот самый, где почти тридцать лет тренировались сами?

– Да, конечно. Другого-то у нас нет.

– А как же многочисленные обещания, которые звучали в той или иной форме, начиная с Игр в Сиднее?

– Все упирается в деньги. Землю под строительство мы получили в прекрасном районе – на въезде в город со стороны Москвы. Бассейн мог бы стать, помимо всего прочего, прекрасной визитной карточкой города, его лицом. В ноябре 2011-го я сам возил уже готовый проект в Москву в министерство спорта. Радовался как ребенок, что дело наконец сдвинулось с мертвой точки. Наш губернатор сказал мне тогда: если Минспорта выделит хотя бы сто миллионов рублей, мы тут же добавим столько же, чтобы можно было начать работы. Дело в том, что строительство бассейна именно на таких условиях – 50 на 50 – закладывалось еще в "фетисовской" программе развития спорта, рассчитанной до 2015 года.

Нынешнюю ситуацию я в принципе понимаю. В прошлом году была Универсиада, потребовавшая колоссальных вложений. В этом – Игры в Сочи. Сейчас на носу чемпионат мира по водным видам спорта в Казани. Через два года получит ход уже новая программа развития, в которой, насколько мне известно, строительство бассейна для прыжков в Воронеже не предусмотрено. Ну а потом все съест чемпионат мира по футболу…

Когда я разговаривал на эту тему со спортивным министром Виталием Мутко, он мне объяснил, что в стране есть довольно много объектов, которые уже находятся в стадии строительства. Залы, бассейны... И приоритетная задача – достроить их, а не начинать новые.

– Найти деньги у частных инвесторов не пробовали?

– Это никому не интересно.

– То есть обещанный государством подарок превратился в несбыточную мечту?

– Выходит так. Еще и инфляция сказалась: если в 2011-м речь шла о сумме в 200 миллионов 370 тысяч, то теперь строительство обойдется уже значительно дороже. Мне по-дружески так и сказали: "Парень, с такими цифрами ты даже никуда не суйся!" Это к вашему вопросу, почему у меня постоянно грустные глаза. Для меня Воронеж – не просто город. Не представляете, до какой степени я порой завидую Казани, где под Универсиаду была выстроена колоссальная спортивная инфраструктура. Может, я со своими прыжками в воду у себя дома просто кому-то очень не нравлюсь?

– Переехать в другой город и открыть там свою школу вам не предлагали?

– Как раз Казань Мутко мне и предлагал в прошлом году, когда я приезжал на Универсиаду. Но это было такое предложение, абстрактное. Типа – бери бассейн и работай. На практике не все так просто. Бассейн принадлежит казанскому университету, вода очень дорогая. Так что мы пока дома тренируемся. И продолжаем давать результаты.

– Сами вы тоже стоите на бортике?

– Да. Помогаю Николаю Дрожжину (чемпион Европы-1985 в прыжках с трамплина. – Прим. Е. В.) работать с девочками. Наша команда очень хорошо выступила на недавнем первенстве России. Спортсмены попали и в основную сборную, и в юношескую.

– Тренерская работа вам нравится или это всего лишь дополнительный заработок?

– У меня ведь в том же бассейне тренируется сын. Да и сам периодически поднимаюсь на трамплин. Вы, наверное, знаете, что бывает с теми, кто резко отказывается от физических нагрузок. Не успеешь оглянуться, как в дверь проходить перестанешь.

– Вам знакома проблема лишнего веса?

– Бывает. Правда, сразу возникает внутренний дискомфорт.

– Если вспоминать этапы вашей карьеры, что-то хотели бы изменить?

– Разве что отрезок, на который пришелся основной период моих выступлений – с 1991 года. Как раз во время путча я выиграл свою первую медаль чемпионата Европы и должен был по возвращении получить совершенно немыслимые по тем временам деньги – 600 долларов. Но вернулись мы уже в совершенно другую страну, где прежние договоренности не имели никакого значения. То же самое произошло в 1993-м, когда я выиграл золото на десятиметровой вышке и серебро на трамплине. За олимпийскую бронзу Барселоны получил тысячу долларов…

Морально тяжелее всего пришлось в конце карьеры, когда начали появляться новые сложные прыжки, а я уже не был способен не то что их сделать, но даже представить, как можно все это выполнять. Такие прыжки требуют более высокой скорости вращения, и это сильно сбивает все привычные ощущения в воздухе. Ты вообще перестаешь понимать, что с тобой происходит. Возможно, именно так приходит старость…

Что-то я все равно учил – нужно было подстраиваться под моего партнера в синхроне Юрия Кунакова. Но часто думал о том, что, если бы такие прыжки существовали во времена моей юности, я вполне мог их освоить. Тогда хватало и резкости, и силы…

А вот из тех событий, которые, как говорится, ночами не дают спать, – это, конечно, Сидней 2000-го. Я проиграл ту Олимпиаду последним прыжком, хотя лидировал с запасом в 27 баллов. Это был как раз тот случай, когда нужно было гнаться не за предельной сложностью, а выбирать самый надежный вариант. Но позиция моего тренера тогда была другой: брать сложностью. И в принципе такая тактика часто оправдывала себя.

– Не жалеете, что не ушли из спорта раньше?

– Жалею, что не ушел сразу после Игр в Пекине. Хотя бы для того, чтобы не было этих разговоров – мол, Саутина держат в команде за прежние заслуги. Я ж и сам прекрасно понимал все то, о чем вы сказали в начале нашей беседы. Что пора освобождать место в команде. Но как-то казалось, что вот еще немножко... Синхронные прыжки, где я выступал в тот год, на самом деле очень сложная история. Достаточно, чтобы у кого-то из партнеров чуть снизились показатели физического состояния – и все тут же разлаживается.

– Кого вы могли бы назвать своим лучшим партнером?

– Саша Доброскок на трамплине и Игорь Лукашин – на вышке. Это даже по результатам очевидно, как мне кажется.

– Но ведь с Лукашиным вы и десятка раз вместе не выступали?

– У нас в 2000 году было всего пять стартов. И шестой – олимпийский. Думаю, нам тогда сильно повезло: во-первых, как-то сразу с Игорем "совпали" – не проиграли ни одного турнира. Во-вторых, мир не сразу, как мне кажется, осознал перспективу синхронных прыжков. Те же китайцы поначалу отнеслись к ним как к чему-то второстепенному. Это потом они спохватились...

– В последние несколько лет вашей карьеры мне порой казалось, что вы просто боитесь уйти из спорта и поэтому всячески за него цепляетесь.

– Наверное, такое тоже было. Да и куда я мог уйти? Никакого денежного запаса, чтобы какое-то время не думать о том, на что жить и на что завести семью, я не создал. Тренировался всегда очень много – и поэтому мало что знал о нормальной жизни. Мои ровесники давно занимались каким-то бизнесом, а у меня из-за постоянной оторванности от дома не было даже надежных друзей, на которых можно положиться. Не скажу, что я скатывался в депрессию, но порой было сложновато.

Очень странные ощущения испытывал осенью 2011 года. Вроде бы наступает новый сезон – но наступает он уже не для тебя. Никто не звонит, никто не зовет в бассейн... Вот тогда я очень отчетливо понял, что у меня есть полгода. Ровно шесть месяцев, которые мне еще будут платить "спортивную" зарплату, как члену сборной.

– На тот момент у вас в семье уже родился второй ребенок?

– Да. Я уже был депутатом, но за это не платили. В какой-то степени ситуацию спасала моя военная зарплата. Очень надеюсь, кстати, что скоро получу жилье в Москве – как военный пенсионер и подполковник.

– Постойте, разве у вас нет своего жилья в столице?

– Есть служебное – в Нахабине. Две маленькие комнаты. Для того чтобы перевезти семью, эта квартира не годится.

– Не пугает перспектива столичной жизни?

– Сам я бываю в Москве часто и давно привык. Для человека, который хочет работать, Москва – это другие возможности и другие зарплаты. Возможно, удастся создать свой клуб, где можно будет и тренировать детей, и зарабатывать деньги на коммерческих группах. Что же касается семьи, то здесь все сложнее. В Воронеже у нас и бабушки, и дедушки – есть кому помочь с детьми. Плюс – расстояния. Жена водит машину, но вряд ли это сильно облегчит период адаптации. Я постоянно мотаюсь по командировкам – едва ли не больше, чем в спортивные времена. Но другого выхода просто нет. Если не "крутиться", через пару лет обо мне вообще забудут.

– Означают ли ваши слова о коммерческих группах, что прыжки в воду сейчас становятся в России популярным видом спорта?

– Не то слово! После того как по телевидению прошло шоу "Вышка", приток даже в московские секции стал просто невероятным. В Воронеже в прошлом сентябре был дикий ажиотаж на наборе. В общей сложности прыжками у нас сейчас занимается 260 человек. Для того чтобы все могли полноценно тренироваться, элементарно не хватает "воды". Вот я все время и говорю на всех уровнях: городу нужен новый бассейн. Ведь Воронеж – это миллионник с огромным спортивным потенциалом. Только заниматься негде. И бюджет – нулевой.

– Знаю, что вы очень тяжело пережили уход из жизни своего тренера – Татьяны Стародубцевой…

– Это так. Я только сейчас начал понимать, до какой степени наша воронежская школа держалась именно на Тане. Как только ее не стало, все пошло кувырком. Хотя официально она никогда не занимала никаких руководящих постов.

– Вы знали, что она до такой степени больна?

– Об этом, как выяснилось, не знала даже ее семья. Татьяна никогда не позволяла себе никаких жалоб. Железная леди. Она всегда четко видела цель и очень быстро рассчитывала, как до нее добраться. В работе у нас все было очень жестко. А вот в жизни Таня, наоборот, была веселой. Душа любой компании, смеялась постоянно. Только в обычной жизни мы общались с ней слишком мало. Знать бы, что все так сложится… После ее смерти я очень многое переосмыслил. Относительно человеческих отношений в том числе. Кстати, именно Татьяна все время заставляла меня думать о том, что на спорте жизнь не заканчивается. Что нужно думать о будущем, создавать семью – чтобы не оказаться в сорок лет одному на обочине с ощущением, что жизнь прошла мимо. Она часто повторяла: какой бы результат ни приносили прыжки в воду, это далеко не вся жизнь. А лишь небольшая ее часть.

Елена ВАЙЦЕХОВСКАЯ — 02.07.2014 22:14