Юрий Борзаковский: «Нарисовал себя на олимпийском пьедестале за 7 лет до Афин»

Олимпийский чемпион 2004 года в беге на 800 метров Юрий Борзаковский в ушедшем году завершил карьеру. И корреспонденты агентства "Р-Спорт" Мария Воробьева и Андрей Симоненко решили, что просто обязаны поговорить с выдающимся легкоатлетом о его жизни в спорте. Приехали в Жуковский, зашли в манеж стадиона "Метеор" и застали Борзаковского в совершенно неожиданной роли.

– Юрий, начать хотим с того, что увидели своими глазами, когда приехали к вам в Жуковский. Вы что же теперь тренируете?

– Тренирую. Вообще я собирался заниматься тренерской деятельностью после окончания карьеры. Последние годы, когда мой тренер Вячеслав Макарович Евстратов заболел, у него рак был, он попросил меня заниматься группой, и уже тогда я и планы писал, и при этом сам тренировался. Просто это все не афишировалось. Правда, мое официальное вступление в новую для меня должность состоится в январе. Только я буду не личным тренером, а тренером при сборной страны. Ну а то, что вы видите, это я своему другу помогаю набрать форму к сезону. И для меня практика, и ему нравится со мной работать.

– Сложно было самому начинать писать планы?

– Ну, планы-то сами писать несложно. Я же шестнадцать лет тренировался и вел свои дневники. Это как в школе: сидишь, пишешь, все откладывается. Я уже практически на автомате работаю. Вот пришел сейчас на стадион, беговую тренировку и ОФП за две минуты придумал. Несложно. Тем более с таким наставником, который у меня был. Вячеслав Макарович научил меня очень многому. Меня и Диму Богданова, который сейчас в федерации работает. Он тоже некоторым спортсменам помогает – по технике бега или по написанию планов. И он, не задумываясь, говорит о том, что надо делать, потому что сам через это прошел. Конечно, я даю не те упражнения, которые делал сам. Это будет очень жестко для неподготовленного человека, у меня совсем другие нагрузки были. Да и вообще я не пытаюсь добиться того, чтобы люди бегали, как я. Каждый человек индивидуален. Тот, кого я тренирую, например, больше от спринта идет. Кто-то больше от выносливости. Поэтому и план под каждого индивидуальный выстраивается.

– С тем, что под каждого человека нужно писать свой план, не поспоришь. Но вот если, к примеру, задаться целью и у нас в стране, наконец, воспитать не одного Борзаковского, а целую группу сильных бегунов на средние и длинные дистанции. Можно ли для этого взять за основу какую-то единую методику?

– Спортсмены могут работать по одному плану, если у них небольшие отклонения. Допустим, человек идет от спринта, но расположен к выносливости, и человек, который идет от выносливости, но расположен к спринту, могут тренироваться вместе по одному плану. Но отличия в работе все равно будут. Допустим, кросс 10-12 километров они сделают вместе. Потом идет растяжка, гимнастика – вместе, беговые упражнения – тоже вместе. Но в специальной работе уже будут различия. Допустим, тот, кто идет от выносливости, будет бежать два отрезка по 600 метров и 200 метров. А тот, кто от спринта – 600 и 2х200. Ему можно дать больше спринта, но меньше отдыха. В таком случае он и спринт не растеряет, и за счет короткого отдыха улучшит выносливость, причем, не замечая этого. Если же ему давать длинные отрезки, то тренировка для него превратится в тягомотину и организм быстро утомится. Тому же спортсмену, кто идет от выносливости, наоборот, будет утомителен спринт.

– На самом деле такой вопрос возник после просмотра этапов Кубка мира по лыжным гонкам - норвежцы куют одного лыжника за другим, причем у них все, как один, спортсмены высочайшего класса. Вот и кажется, что тренируйся наши атлеты по определенной методике...

– Да есть методика. В подготовительный период, май-апрель-май, когда мы не соревнуемся, а набираем базу, все могут делать одно и то же. А в соревновательный период, конечно, работа корректируется под каждого индивидуально. И скорости у всех разные будут.

– Юра, возвращаясь к вашей работе в сборной, скажите, какими конкретно будут ваши обязанности?

– Как мне озвучили, я буду старшим тренером по выносливости юниорской и молодежной сборных страны. Соответственно, буду за этим следить. И параллельно буду продолжать заниматься "Шиповкой юных", я в этом проекте работаю уже год. И это как раз очень хорошо для меня - в "Шиповке юных" дети от 10 до 15 лет, а потом они как раз перейдут в юниорский и молодежный возраст. Я недавно выступал на конференции ВФЛА (Всероссийской федерации легкой атлетики) и предложил идею – организовывать специальные сборы для детей, выходящих из "Шиповки юных", и их тренеров вместе со всей командой. Во-первых, чтобы проводить обследование и выяснять, кто для какого вида более предрасположен. Также это отличная возможность дать детям понять, что такое сборная. А во-вторых, можно устраивать семинары для молодых тренеров. Детей же тренируют как раз молодые тренеры, а свежая тренерская кровь нужна и в сборной страны. Нет сейчас молодых тренеров. Точнее, их не то чтобы нет, им ограничивают возможность работать с сильнейшими спортсменами. Потому что сильных передают в какой-то момент более опытным. Но опытные тоже в конце концов уходят на покой. Будет плюс и с этой стороны – можно будет находить молодых тренеров и подтягивать их к сборной, чтобы они себя реализовывали. В общем, мне кажется, этот проект может получиться интересным. Я вспоминаю, как сам первый раз попал на сборы. Мы сидели на базе в Подольске, и я каждый вечер после своих тренировок ходил смотреть, как Светлана Мастеркова бегает. Она там готовилась к сезону, а я сидел на трибуне с открытым ртом. Двукратная олимпийская чемпионка, чемпионка мира… Мне было интересно все – и техника, и методика тренировки. Думаю, что и нынешние ребята бы заинтересовались, если бы увидели, как сборники тренируются.

– С одной стороны, вы будете заниматься работой на перспективу, полезным для всей страны делом. А не было желания стать личным тренером или работать с группой спортсменов?

– Конечно, есть такое желание. И я его буду реализовывать по мере возможности. Отправят меня на какие-нибудь сборы, а это очень вероятно, я ведь не буду сидеть в кабинете за бумажками и писать, куда Вася едет, а Петя не едет. Мне надо видеть и Васю, и Петю, чтобы понимать, кто из себя что представляет. Вот и наберу там группу, буду вести тех же Васю и Петю индивидуально.

– Кажется, захватила вас вся эта карусель - и сборная, и "Шиповка юных"…

– Захватила, конечно… С "Шиповкой" вообще такой застой раньше был. Сейчас первый год, когда мы стараемся вывести ее на современный уровень. Конечно, я один этого не сделаю, и тут нужны энтузиасты детского спорта. Нам ведь за "Шиповку" ничего не платят. Мне вот (президент ВФЛА Валентин) Балахничев говорит: надо найти ребят, которые будут заниматься популяризацией в регионах. Но кто этим за бесплатно будет заниматься? Правильно, фанаты. Вот, есть у меня один парень в Екатеринбурге, Боря Ковешников, со мной тренировался. У него двое детей как раз возраста "Шиповки юных", и он готов этим заниматься. И своих дочек подтягивать, и спарринг-партнеров заодно для них искать, чтобы всем было интересно. Ну а в целом небольшая проблема с энтузиастами остается. Если же говорить о самом развитии детского спорта, то я считаю, от 10 до 13 лет серьезных нагрузок быть не должно. Это возраст, когда дети растут, они еще должны окрепнуть. Поэтому тренировки в этот период должны в основном строиться на игровых видах спорта. Пришел, побегал, и дальше только игра. Это детям и интересно было бы. А если они будут приходить, впахивать и уходить, так два месяца походят и скажут: "Да ну вас нафиг" (смеется). А вот 15-летние – они уже более сознательные, скоро школу заканчивать, в жизнь выходить. Попадание в сборную страны для них - серьезный шаг. А из "Шиповки юных" они будут переходить в сборную автоматически, как входящие в десятку лучших по стране. Там и зарплата появится, и так далее… То есть в "Шиповке" будет прямая заинтересованность.

– А вы через детские соревнования в свое время проходили?

– Нет. Я честно скажу: "Шиповка юных" существует уже 30 лет, но я, когда был молодым, ни разу в ней не участвовал. Потому что меня тренер берег. В первую очередь, в психологическом плане. Представьте, мне 10-12 лет, а я приезжаю фактически на чемпионат России в своем возрасте. Это большое психологическое давление на ребенка. Поэтому я соревновался в Жуковском, в Москве, Московской области, но не более того. На чемпионат России по кроссу меня вывозили, но на стадионе я ни разу не выступал. Меня выпустили, как голодного льва из клетки, первый раз в 1997 году на первенстве России среди юношей, тогда я выиграл. И потом в 1998 году меня с мужчинами первый раз поставили на чемпионате Москвы. Я стал четвертым и побил рекорд по своему возрасту. В 1999 году я в 17 лет выиграл чемпионат страны по взрослым. Вот и результат того, как меня сдерживали: я, наконец, дорвался, мне только и нужно было, что выйти на дорожку и кого-нибудь разорвать (смеется). Азарт был невероятный, вовремя с цепи меня спустили.

– Все эти события вы еще с вашим первым тренером проходили?

– Да, меня вела Любовь Михайловна Мирошниченко. В 1997 году нам начал помогать Вячеслав Макарович Евстратов, и в 2000 году я уже был у него. Хотя от Любови Михайловны я никуда не ушел, она точно так же была тренером и ездила с нами на сборы, сама набиралась у Вячеслава Макаровича опыта. Сейчас она заслуженный тренер России, но взрослых тренировать все равно не хочет. Привыкла работать с детьми. Мой старший сын сейчас тренируется у нее. По моим стопам идет.

– Вы сказали, что детей надо заинтересовать легкой атлетикой. А сами-то в свое время как заинтересовались?

– Ну как… У нас не было компьютеров, планшетов и всего остального. Знаете, как день у меня проходил? С утра я шел в школу, потом была продленка, за которую успевал сделать все уроки. Около 3 часов я возвращался из школы, в себя что-то закидывал и шел на тренировку по кикбоксингу. В 16:30 заканчивался кикбоксинг, я шел к 17:00 на легкую атлетику. В 18:30 заканчивалась легкая атлетика, я возвращался домой, что-то перекусывал и к 8 вечера шел в футбол играть с ребятами. В 9-9:30 вечера домой приходил с языком на плече, спать ложился – вот день и прошел. Все было на физических упражнениях, вот так мы развивались.

– Кикбоксинг? Неожиданно.

– Я тренировался с 15 до 17 лет, два года. Там забавная история вышла. Я выступал на чемпионате клуба, должен был ехать биться на чемпионат Московской области. Но меня тренер по кикбоксингу почему-то не пускал. А потом выяснилось, что они дружили с тренером по легкой атлетике. И мне кикбоксинг "прописали" для того, чтобы у меня появилась растяжка. В беге растяжка – это 50% успеха, а я был "деревянный". А на кикбоксинге я получил хорошую школу гимнастики. На шпагат сел. Так что не жалел нисколько. Только вот обидно было немножко, когда я в 17 лет выиграл чемпионат страны по легкой атлетике, и тренер по кикбоксингу сказал – все, иди отсюда (смеется). Ты там больше добьешься. Вот я и ушел и стал полноценно легкой атлетикой заниматься.

– А мы где-то читали, что изначально вы шли не в легкую атлетику, а на футбол.

– Это правда. В десять лет я пришел в спортивную школу. Там секция самбо была – да и сейчас она есть, на втором этаже нашей школы. А там балкон такой общий, и вид на два зала. В одном зале ребята знакомые со двора в футбол играли. Ну, я думаю, значит, футбольная секция. Спустился, записался туда – интересно было же. Две недели в футбол играл, а потом раз – соревнования. По бегу, 600 метров бежать. Думаю, что за ерунда такая (смеется).

– Побежали?

– Побежал. Второе место занял. Выиграл парень, который два года до меня тренировался. А я – две недели. Так что это здорово было. Ну в общем, понравилось мне, стал тренироваться дальше. Но там, как я уже сказал, все на игре построено было. Минут 40 разминка, и дальше 50 минут игра.

– Как именно получилось, что стали бегать 800 метров?

– У меня была склонность к скоростной выносливости, и Вячеслав Макарович определил, что мне надо бегать именно 800. Так-то я начинал на длинных дистанциях – и три километра бегал, и пять. Но в таких забегах я мог спринтануть в концовке. Дали мне более жесткие нагрузки, я их переварил, Вячеслав Макарович увидел мою предрасположенность. Наверное, в 1998 году, когда были Юношеские игры в Москве, окончательно мы и определились. Там, на этих играх, я бежал и полторы тысячи, и 800. Но "полторашка" для меня тягомотная, а 800 я очень легко бежал. Прошел обследование во ВНИИФКе (Всероссийский научно-исследовательский институт Физической культуры и спорта), отпечатки пальцев даже мои изучали. И сказали, что мне надо бегать 800.

– По отпечаткам пальцев?

– Ну да. Я сам не очень понимаю, как это, но все было точно, потому что Боре Ковешникову, про которого я говорил, сказали бегать 1500 метров, и ему это действительно было легче.

– В детстве, помимо того что сами занимались, смотрели легкую атлетику по телевизору?

– А как же! Смотрел в 1997 году, как (датский легкоатлет кенийского происхождения Уилсон) Кипкетер бьет все мировые рекорды, ему же принадлежащие. А потом, когда в 2000 году встал рядом с ним на дорожке в финале Олимпийских игр, вспомнил про это. И подумал: ну ведь три года назад даже и не представлял, что буду с ним соревноваться.

– Чем еще та Олимпиада запомнилась?

– Ну как… Тем, что я там заблудился. Попал в финал, мне уже все пророчили стопроцентную медаль. Поехал погулять по городу и потерялся. Шесть часов гулял. Опоздал на тренировку, получил втык от Вячеслава Макаровича. А на следующий день, когда разминался перед финалом, он понял – пустой я. Нет у меня той прыти, с которой я в полуфинале бежал, оттого, что нагулялся. И ему стало ясно – ловить нечего. А я это начал чувствовать, когда мы побежали. Метров 500 пробежали, и я осознаю, что не могу резкого ускорения сделать. На прямой даже спурт не получился, просто бежал, как все, и финишировал шестым. Но тогда я нисколько не жалел, что такое место занял. Для меня финал был уже как первое место! Сами понимаете, 19 лет, первые Олимпийские игры… Многие говорили: вот, как все плохо. Но я-то понимал, что все нормально. И это был для меня хороший урок на будущее. И в 2004 году на Олимпиаде я уже знал, как психологически подойти к ней, знал, какой режим нужен. И все идеально прошло.

– Немудрено после такого-то урока.

– Уроков на самом деле много было. В 2003 году я бежал в финале чемпионата мира. Финишировал тогда вторым, проиграл алжирцу Джабиру Саиду-Гуэрни. А проиграл почему? За 200 метров до финиша Кипкетер пошел в атаку. Я его решил сразу достать, резко вышел вперед. И вот этот выход мне ударил по ногам. Если бы я постепенно выходил, выиграл бы чемпионат мира. А мне в итоге в конце метров 30 буквально не хватило. Вот я этот опыт парижского чемпионата мира, да и другие уроки, учел, и 2004 год для меня получился просто идеальным.

– Вы уже говорили, что победный олимпийский бег в Афинах был выверен с точностью до метра. А когда начали готовить эту тактику?

– Ну, когда осознал, что проиграл в Париже по собственной глупости, начал на тренировках бегать отрезки по четко определенному времени. На какой части виража ноги расслабить, и так далее. До секунды, до метра у меня было все продумано. И когда вышел на финал в Афинах, тренер мне сказал: "Быстро они не побегут, будут тебя караулить. Финиш у всех быстрый, но они могут совершить ошибку и "рвануть". Как ты "рванул" в 2003-м". Так и вышло. (Кениец Уилфред) Бунгеи, Кипкетер и (южноафриканец Мбулаени) Мулаудзи резко пошли вперед за 300 метров. В итоге Кипкетера "вставило" метров за 50, Мулаудзи в конце "подсел", а я с виража только ход набрал, догнал их, и все получилось четко.

– Когда набегали, видели, что их "накрывает"?

– Нет, я не обращал на них внимания. Когда оставалось метров 120, решил, что пора. Знал, что до финиша меня хватит. Метров за 90 уже лупить вовсю начал. И смотрел только на финиш. И боковым зрением вижу, как они уходят на задний план. Я понимаю, что первый, и поднимаю руки…

– Наверное, это самая кайфовая победа, когда понимаешь, что она не случайна, что ты ее сделал сам.

– Это да. И я ведь еще не выложился до конца – такого не было, что отдал все силы. Мог бежать и дальше. Был очень хорошо готов на тот момент.

– Тренер Владимир Казарин нам говорил, что бегуну на 800 метров нужен запас. Как вы его нарабатывали?

– По сезонам. Один сезон шел от выносливости, один – от спринта. Допустим, в 2002 году я бежал на чемпионате Европы эстафету 4х400 метров. Тот сезон шел у меня от спринта. 800 метров вообще еле добегал тогда, потому что все тренировки основывались на спринте. Потом в следующем сезоне акцентировал внимание на выносливости. То же самое и в 2005 году. Тогда я на чемпионате страны бежал "полуторку". И все забеги на 800 метров у меня на ура шли. Одна оплошность на чемпионате мира в Хельсинки была в том году – вторым стал. Но там, когда Рашид Рамзи в атаку пошел, мне Мехди Баала помешал, плечо подставил, и я не успел его обойти. Вот если бы успел, нормально было бы все. Думаю, не случайно это было – Рамзи и Баала вместе тренировались.

– Вообще за чемпионаты мира нет обиды: здесь не хватило, там кто-то помешал, так вы и остались без чемпионского титула...

– Я выиграл Олимпийские игры. И это сразу зачеркивает все чемпионаты мира (улыбается). Олимпийские игры – главный старт жизни любого спортсмена. Вон тот же Кипкетер – экс-рекордсмен мира, чемпион мира. А на Олимпиаде был вторым и третьим. Мы с ним разговаривали, и он осознает это, что основной старт он выиграть так и не смог.

– Такое ощущение, что в глазах обычных людей эта ваша тактика - сначала отстать, а потом всех обогнать - придавала вам ореол таинственности. И немой вопрос: а нельзя было сразу быстро бежать?

– На самом деле это ложное ощущение, что я медленно начинал и быстро финишировал. То есть были, конечно, такие забеги, что первый круг пешком идешь, а потом прибавляешь. Но это какие-нибудь чемпионаты Европы были или другие старты, где особой конкуренции не было. А на тех же Олимпийских играх 2004 года бег был идеально ровный. Каждые 200 метров чуть ли не до десятой. И этот ровный бег лучше всего любому спортсмену. Для мышц лучше: если ты быстро начнешь, то "закислишься", и на финише будет тяжело. Даже Дэвид Рудиша, когда бежал на мировой рекорд, он бежал ровно.

– То есть картинка "все бегут, а Борзаковский в хвосте плетется"…

– …Только по той причине, что все начинают быстро, а потом их "ставит". Я же бегу ровно, вот и кажется, что всех "чищу".

– Первый такой забег, когда всех "поставило", а вы их "начистили", помните?

– Наверное, на чемпионате Москвы 1998 года, когда я впервые 800 метров с мужиками бежал. Мне 17 лет, встал и трясусь от страха, что я же салага совсем, а вокруг мужики взрослые. Испугался так, что вначале отстал на 15 метров. 200 метров остается, думаю – что делать, надо финишировать. Пошел финишировать. "Чищу" одного за другим. Занял четвертое место, но еще бы метров 10, выиграл бы. И в тот момент боязнь ушла. И мне так понравилось то, что легко очень все далось, что я решил – надо всегда начинать потише. Но далеко при этом их не отпускать. Ну а потом организм за счет тренировок привык к такому, и мое "потише" превратилось не в 58 секунд на первый круг, а в 51. Я научился эту 51 секунду бежать на легкости. Если пробежать в напряжении, тебя не хватит. А тут поймать легкость надо, техника тоже очень важна. Ну а если после этого пробежать и второй круг 51-52 секунды, то все получится.

– Может и хорошо, что тогда не выиграли у мужиков, а то они бы по шеям пацану надавали, и не было бы той знаменитой тактики.

– (смеется) У нас такая история была. Чемпион страны, одиннадцатикратный причем, был Сергей Кожевников. Я один раз у него выиграл, и он сразу карьеру завершил (смеется). Так вот, в 1998 году на сборах в Кисловодске мы бежали кросс с Борей Ковешниковым и Олегом Степановым. И перед нами бежит Кожевников, мы его догоняем. А я даже не знал в тот момент, кто это. Бежит парень в российской форме и бежит. И ребята мне говорят: "Сейчас вон того будем обгонять, ты ему скажи: "Запомни мою спину!" Ну а я чего, думаю, ради прикола скажу. Пробегаем мимо, они ему – "Привет", а я такой: "Спину мою запомни!" (смеется) Ну он поржал, конечно, тоже. И потом после этого я у него чемпионат страны и выиграл. И я ему напомнил про тот случай. А он говорит: "Ах, так это ты был!"

– Возвращаясь к методике тренировок, за тем же Кипкетером, другими мировыми звездами надо было наблюдать, чтобы чему-то поучиться у них?

– Я наблюдал за ними только на стартах. Мне интересно было, как они разминаются, как готовятся. Что-то из методики тоже перенимал. Например, на юношеском первенстве мира 1998 года, помню, наблюдал за кенийцами, как они разминаются. Мне было все время удивительно: они приходят на старт, минут 15 побегают и потом без всякой гимнастики - на дистанцию. Оказывается, они хорошую гимнастику делали еще утром, и она оставалась у них на весь день, мышцы были хорошо растянуты. На самом деле сейчас многие спортсмены так делают, а я всегда проводил полноценную разминку. Один раз, думаю, попробовать надо, как кенийцы. Не получилось. Остался на своей методике. А оказывается, секрет там был. Когда узнал этот секрет, тоже так стал пробовать, в принципе, получалось.

– Про олимпийского чемпиона в прыжках в высоту Ивана Ухова говорят, что он, особо не разминаясь, приходит в сектор и "летает". Вы таких случаев не видели?

– Нет, на крупных соревнованиях все равно все очень серьезно относятся к процессу. Но вот помню, как Кипкетер выступал в 1990-х годах на Мемориале Знаменских, еще на "Локомотиве" он проводился, и он там заблудился. Недавно мне рассказал подробно эту историю. Говорит, захожу в подтрибунное помещение, час до старта, спрашиваю – как мне на арену выйти? Его одна бабушка в одну сторону посылает, другая – в другую. Все двери закрыты, это же не Европа. В общем, одну открытую дверь из десяти он нашел минут за 10 до старта. Переоделся прямо на дорожке, встал, пробежал 1.44 и выиграл. Без разминки.

– По наблюдению за соперниками на стартах можно понять, как они готовы?

– Физическую форму определить невозможно, а вот психологию – легко. В 2011 году помню финал чемпионата мира в Тэгу. Загнали нас в разминочный зал, я лег, кепку натянул на глаза, а сам наблюдаю. Так четко было видно, кто боится, а кто сосредоточен. Два человека были сосредоточены: Рудиша и Абубакер Каки. У остальных было видно, что в голове что-то не так. В забеге так и вышло: Рудиша и Каки бежали уверенно, я, соответственно, тоже, так как все контролировал, а остальные боялись.

– Как вы воспитали в себе такие железные нервы?

– Само с опытом пришло. Я могу сказать, что до Олимпиады в Афинах еще побаивался. А потом появилась уверенность. На самом деле иногда ее было слишком много. Когда есть небольшой мандраж, адреналин выделяется, и он помогает. А у меня были случаи, когда я прихожу на старт и вообще никого не боюсь. Начинаю себя нагонять, придумывать что-нибудь: что этот хорошо готов, тот в отличной форме. Тут же ищу варианты, что с ними делать... Ну, что-то подобное, в общем. Но с годами этот мандраж уходил, уходил… И дошло до того, что в этом году бежал я в Ерино, встал на старт и подумал: "А чего я вообще тут делаю. Дедушка в спорте уже, пришел с ребятами бегать". Вот Боря Ковешников мне говорил: когда до такого дойдешь, надо завязывать. Вот и завязал.

– На чемпионате Европы 2012 года в Хельсинки вы перед стартом как раз рассказывали, что есть несколько серьезных соперников, француза, в том числе, выделили. Накручивали?

– Нет, француз действительно силен был. Пьер-Амбруаз Босс, он меня в полуфинале обогнал. Но это у меня как раз чертов пятый день акклиматизации был. В Хельсинки его нельзя было избежать, потому что мы три дня подряд бежали. Обычно я подгадываю на день отдыха самый трудный момент акклиматизации, а тут дня отдыха не было. В полуфинале еще повезло, на самом деле я думал: как третий меня "приберет", и до свидания. Но нормально все вышло. А в финале зато усталость ушла. Я видел, что француз мог неплохо выступить, растущий организм, сейчас у него уже 1.43 результат. И датчанин был сильный, Андреас Буба. Ну и когда мы вышли на финал, сидели, ждали выхода, посмотрел я на француза и понял: молодой, переживает. А после полуфинала, когда он меня обошел, наверняка подумал: ну ладно, Борзаковский не так силен, можно пойти вперед, проконтролировать ситуацию. А в итоге проконтролировал все я сам – когда осталось сто метров, включился и обошел всех.

– В какой момент почувствовали признание со стороны звездных соперников?

– У нас 800-метровики все друг друга уважают. Неважно, высоко ты стоишь в рейтинге или нет, если ты даже в предварительном забеге бежишь, ты уже пользуешься почетом. Попасть на официальный старт - у нас это уже достижение. Наверное, бегуны на нашей дистанции самые дружные ребята в мире легкой атлетики, как многоборцы. Конфликтов никаких между нами не бывает. Более того, бывает, даже перед стартами, когда вместе разминаемся, общаемся, чтобы нервное напряжение снять. Разговариваем не о спорте, а о чем-то отвлеченном – о семье, например. Но в день финала я такое уже не практиковал, конечно, полная сосредоточенность. Был только я и тренер. Мог даже мимо кого-то пройти и не поздороваться. Люди даже обижались одно время, а потом привыкли.

– Журналисты на вас тоже всегда обижались, те, кто не в курсе, что вы в микст-зоне никогда после забега не разговаривали сразу.

– Ну да, мне минут 15-20 нужно отойти, побегать. Просто если я этого не делаю, то потом мне будет плохо час, а то и больше.

– Возвращаясь к пресловутому пятому дню акклиматизации. Выходит, вы всегда знали о такой особенности своего организма, так как же тогда с Олимпиадой в Пекине так получилось?

– Ошиблись мы тогда. Вячеслав Макарович посчитал, что благодаря пребыванию в Иркутске перед Олимпиадой акклиматизации не будет. Вот мы и полетели со сборной. А надо было днем позже. Тогда полуфинал я бы прошел нормально. Тогда же, помню, бегу и не могу свое коронное ускорение сделать.

– Как отходили от той неудачи?

– Вообще к Пекину по всем показателям я был готов лучше, чем к Афинам. Обидно было дико. Приехал домой, впереди были еще коммерческие старты, думаю: поеду сейчас на них и всех разорву. А перед ними несколько дней было тренировок дома. Ну, я подумал: раз перед Пекином тяжелых тренировок у меня не было, ноги ослабли, сейчас я нагружу их. Залез под штангу, с которой вообще никогда не занимался! Итог – спазм мышцы спины. Подумал потом: Бог все видит, не надо лезть туда, куда не должен. На этом сезон я закончил. Начал готовиться к 2009 году, выиграл Европу в помещении, но потом начала побаливать нога. Шпора в пятке у меня была. Копилось все, копилось, в 2010 году чемпионат России в Саранске я на одной ноге бежал фактически, выиграл его. Даже когда разминался, хромал. Потом поехали в Чебоксары, сделал одну жесткую тренировку и чувствую - даже ходить не могу. Позвонили тренеру сборной Алексею Мельникову, сказали – на чемпионат Европы ехать не можем. Пошли к врачам, а они сказали: да тебе полгода вообще бегать нельзя. Так и восстанавливался, только в декабре 2010 начал постепенно двигаться.

– И восстановились к чемпионату мира в Тэгу, где выиграли бронзу, которая, как нам кажется, для вас очень дорога.

– Это правда. Та бронза для меня как золото. Я мог и вторым быть, если бы я набегающего Каки заметил раньше, сам бы прибавил. Но я нисколько не жалею. Я из такой ямы тогда вылез, полгода совсем не бегал, так тяжело втягиваться было – ужас. Но я поставил перед собой цель – выиграть медаль на том чемпионате мира, хотя в меня не верили. И когда выиграл, ко мне представитель Москвы подошел, флаг дал и говорит: "Ну, старая школа, никуда мастерство не денешь" (смеется). Очень приятно мне ту медаль вспоминать. Вот, допустим, на чемпионате Европы 2012 года шел я на награждение, как будто чемпионат области выиграл. А тут совсем другое.

– С Рудишей хоть в какой-то момент реально было соревноваться?

– Дэвид такой же человек, как и все. У него был всплеск, но просто так ничего не дается. На протяжении трех лет он бегал на уровне 1.41, а сейчас вылезти из ямы не может. У меня тоже могло быть нечто подобное. Я, может быть, тоже мог бы 1.40 бежать. Но мы с Вячеславом Макаровичем еще в начале 2000-х договорились, что работаем на мое долголетие в спорте. Я никогда не бежал на рекорд, только на победу. Если же говорить о Дэвиде, то он очень грамотный парень, и если вылечится, а тренер осознает свою ошибку - гнаться все время за рекордами, то Рудиша может пробегать на уровне 1.42 – 1.43 долго. Ему это дано.

– Когда пришло ощущение, что ваш организм уже сопротивляется?

– Организм я начал чувствовать в 2012 году. До чемпионата Европы все было нормально, а потом поехали на сбор в Чебоксары перед лондонской Олимпиадой. Начали делать жесткие тренировки, такие же, как делали перед Тэгу. И у меня начали не выдерживать мышцы. Спазм задней поверхности бедра… Длинные бега еще мог делать после этого, а спринт не мог. Приехал в Лондон, там на финишную прямую выхожу и не могу "выхлест" получить, нога не дает толкнуться. И я уже в предварительном забеге там понимал, что ловить будет нечего. Попал с горем пополам в полуфинал, там никакой был тоже. Вот в то время начали появляться мысли, что, похоже, все. В 2013 году то же самое – начинаем тренироваться, и перед чемпионатом России вылезают травмы. В 2014-м опять – зимой вроде отошел после операции на стопе, набрал форму, стартовал в Ерино, к Знаменским был хорошо готов, но за неделю в Новогорске дернул опять заднюю. Тогда и подошел к Казарину, у которого в тот момент тренировался. Говорю: "Владимир Семенович, я, наверное, "финиш". Смысла дальше уже не было бегать, да и понимал я, что надо идти работать в федерацию, заниматься другими вещами. Поэтому психологически из спорта мне было несложно уходить. Но для себя я продолжаю бегать.

– Юра, а кем для вас был Вячеслав Макарович Евстратов?

– Всем. И отцом, и дедом, и тренером, и наставником, и учителем. Он был моей семьей. Восемь месяцев в году мы проводили вместе. Он был отличный психолог – лучше штатных психологов, которые у нас были в команде. Мог настроить на старт или на тренировку так, как никто другой. Умел найти нужные слова, чтобы к тебе пришли силы. Всегда видел меня насквозь. Допустим, если я реально не мог работу сделать на тренировке, он ее переносил, говорил, давай кросс побегаем и гимнастику проведем. А если видел, что могу, умел внушить мне это.

– Есть такой штамп: Борзаковский – самородок. Получается, самородок – это ваш тандем с тренером.

– Я считаю, это так. Да, многие говорили, что многое мне природой дано. Но на самом деле еще надо было столько работы сделать, чтобы реализовать то, что дала природа…И я считаю, что наш тандем был идеальный. Ни одного конфликта за всю жизнь. Если какие нестыковки и были, мы всегда садились и приходили к общему знаменателю.

– Удивительная на самом деле вещь, если учесть, какой стресс все эти тренировки.

– Психология. И мне это, слава богу, перешло. Я вообще в жизни ко всему подхожу так, что человеку лучше объяснить, чем заставить. Вот дети у меня в школу ходят. Конечно, есть проблемы – постоянная нагрузка. Супруга не выдерживает, начинает на них кричать. Допустим, старший приходит, погулять просится, мозги проветрить, а она ему говорит: "Нет, тебе через два часа на тренировку. Садись уроки делать". Тут я говорю: "Ира, у него голова не соображает, если он сейчас сядет делать уроки, что из этого получится?" Полчаса отдыхает, все в два раза быстрее делает, на тренировку приходит свежим. Если слишком много уроков, я тренера предупреждаю: "Вы знаете, он сегодня тренировку пропустит, но я с ним сам вечером позанимаюсь. Тренировку хоть какую-то, но проведет". Вот так ищем подход.

– А младший чем занимается?

– Ему девять лет, он такой егоза (смеется). Энергии больше, чем у старшего, на месте не сидит. Думаю, лет с 10-11 отдам ему тоже Любови Михайловне. Он ходил в футбольную секцию, да пока все мяч пинали, он туда-сюда по полю носился, не приглянулся ему футбол (улыбается).

– Старшего тоже выдерживаете, как льва в клетке?

– Нет, он соревнуется, просто пока серьезных стартов не было. Первый будет на "Русской Зиме" 31 января. 600 метров побежит. Он на Знаменских бегал, но это не считается. Он там пробежал 60 метров, а потом сказал мне: "Пап, а чего так мало? Я даже разогнаться не успел".

– Заключительный вопрос у нас такой. Наш друг прыгун тройным Алексей Федоров рассказал, что для него цель в спорте – самопознание и саморазвитие. Чем для вас был спорт?

– У меня, как я уже сказал, целью было спортивное долголетие. А еще в 1997 году я себе поставил цель – выиграть Олимпийские игры. У меня был дневник тренировок, и я там нарисовал пьедестал почета. Себя - на первом месте, Кипкетера - на втором, Нильса Шуманна - на третьем. Вот так себя и представлял. И мечта сбылась – только в 2004 году, а на пьедестале вместо Шуманна был третьим Мулаудзи. Этот дневник где-то сохранился, я даже хотел его показать журналистам в качестве доказательства. Не нашел пока, но ребята, которые со мной тренировались, видели этот рисунок. Так что у меня есть свидетели (смеется).

Мария Воробьева — 12.01.2015